Дело не в том, признаём ли мы конструктивность как принцип построения исторического факта, а в том, является ли этот факт адекватной формой воспроизведения и отражения исторической реальности. Подмеченное Голдстайном обстоятельство, что факты не извлекаются историком из исторических источников в готовом виде, а представляют собой результат интеллектуальной активности, определенной исследовательской процедуры, не меняет существа наших возражений. Не меняет его и то, что факты получают различное осмысление, различную интерпретацию и значение в трудах разных историков. В этом случае, по мнению Голдстайна, построение эмпирического знания определяется не его объективным содержанием, а концептуальной схемой конструирования исторических знаний. Голдстайн не учитывает при этом того обстоятельства, что, по существу, мы имеем здесь дело с полиструктурными системами знаний и значений.

Так, известный из истории крестовых походов эпизод, когда один из крестоносцев во время приема у византийского императора бесцеремонно уселся на его престол, интерпретируется одним исследователем как проявление грубости нравов, рыцарского своеволия и агрессивности, а другим — как проявление корпоративной чести, самоуважения, определенного правового и морального сознания. Здесь исторический факт, отражающий объективный эпизод истории, функционирует как элемент двух частично пересекающихся концептуальных структур, что отнюдь не ведет к устранению его истинности. К сожалению, эти принципиальные недостатки исторического конструктивизма не получили соответствующей оценки в нашей исторической и философской литературе. Прошли мимо этой стороны дела и зарубежные критики Голдстайна.

Таким образом, в нашем распоряжении остается второй из трех выявленных смыслов понятия «факт». Но, даже приняв этот смысл, мы еще не достигаем полной однозначности. А. Я. Гуревич, например, полагает, что факт — это особая абстракция, сохраняющая некоторые конкретные черты зафиксированного в ней объекта. Вместе с тем факт выступает у него не как понятие, а как «научно-познавательный образ», т. е. единство абстракции и конкретно-чувственного представления об объекте. Правильность такого понимания вызывает некоторые сомнения. Не вполне ясно, какова специфика абстракций, выделяющих факт среди других типов знания; что подразумевается под «научно-познавательным образом»; как осуществляется единство абстрактного и чувственного; на каких событиях, ситуациях и процессах строятся факты, выступающие как исторические; наконец, чем отличаются они от наглядно-образных моделей, зафиксированных в чертеже или рисунке. К тому же, излагая свою концепцию, А. Я. Гуревич иногда использует понятие «факт» как синоним понятий «историческое событие» и «процесс», что создает дополнительную неясность. Однако он, безусловно, прав, рассматривая исторический факт как особую абстракцию, фиксирующую определенные черты эмпирического объекта.

Часть отмеченных выше неясностей устраняет определение А. И Уварова: «Исторический факт — это такое достоверное знание о событиях и процессах социального прошлого, где чувственное и рациональное знание синтезированы, а общее — обязательно облечено в единичную или особенную формы, знание, которое строго фиксировано по отношению к определенным историческим явлениям и относительно завершено в самом себе[2]». В этом определении не только отмечается, что факт есть форма знания, но и выявляются его специфические черты: отнесенность к социальному прошлому, рациональность и, что особенно важно, достоверность и замкнутость. Несколько далее А. И. Уваров, говоря об отличии исторического описания от исторического факта, замечает, что факт, выступая в форме описания, обладает достоверностью, тогда как описание отнюдь не всегда достоверно. Наконец, факт, по существу, есть обобщающее знание, выступающее в форме единичного описания. Факт и описание оказываются тесно связанными: исторический факт всегда выступает в форме описаний, но не всякое описание по своему содержанию является фактом.

Итак, исторический факт есть содержание исторических описаний, позволяющее, с одной стороны, отделять достоверные описания от недостоверных; с другой — эмпирические описания от неэмпирических; наконец, с третьей—исторические описания как действительно значимые для понимания истории от неисторических или псевдоисторических. Однако не всякое достоверное содержание эмпирических описаний является научно обоснованным историческим фактом. В известном смысле сходную ситуацию мы имеем и в естествознании.

Экономика и соц. политика абсолютизма
Абсолютизм оказывал и определенную поддержку буржуазии: проводил выгодную ей меркантилистскую политику, ведя для этого и торговые войны, принявшие со второй половины XVI в. всемир­ный характер; давал буржуазии наживаться на откупах налогов, займах короне, в завоеванных «новых землях»; покровительство­вал созданию мануфактур, особенно в ...

Остервенение народа
Что же несло нашествие врага населению России? “Горящие вокруг селения и предместья города, улицы, устланные ранеными и мертвыми, поля, умащенные человеческой кровью и усеянные множеством трупов, грабеж, насилия и убийства обезоруженных жителей” – это зарисовка с натуры одного из свидетелей вступления войск Наполеона в Витебск. Можно пр ...

Двенадцатый съезд РКП(б)
Двенадцатый съезд РКП(6) (17-25 апр. 1923 г., Москва) обсудил вопросы развития промышленности, с.х-ва, торговли, совершенствования партийного и государственного аппарата, национальный вопрос. Выполняя указания Ленина, съезд создал объединённый орган РКИ — ЦКК, вменив в его обязанность укрепление единства партии, совершенствование парти ...