Все это помогало и карьере, и репутации Карабчевского, но, при всей своей разносторонности, по натуре и призванию он все-таки был юрист, судебный оратор, «адвокат от пяток до маковки». В нем почти идеально сочетались самые выигрышные для адвоката качества. Высокий, статный, импозантный, «с внешностью римского патриция», красивый, «Аполлон, предмет оваций», как шутливо рекомендовали его коллеги, Карабчевский отличался правовой эрудицией, даром слова и логического мышления, находчивостью, силой характера, темпераментом бойца. Специалисты особо выделяли его «стремительность, всесокрушающую энергию нападения, всегда открытого и прямого, убежденного в своей правоте».

Карабчевский держался правила: «вся деятельность судебного оратора – деятельность боевая». Он мог заявить прямо на суде, что в его лице защита «пришла бороться с обвинением». Главная его сила и заключалась в умении опровергнуть даже, казалось бы, неоспоримую аргументацию противника.

Карабчевский чуть ли не первым из адвокатов понял, что нельзя полагаться только на эффект защитительной речи, ибо мнение суда, – в особенности, присяжных заседателей, – слагается еще до начала прений сторон, а поэтому «выявлял свой взгляд на спорные пункты дела еще при допросе свидетелей». Допрашивать свидетелей он умел, как никто.

Судьи и прокуроры, зная об этом умении Карабчевского, пытались заранее отвести или, по крайней мере, нейтрализовать его вопросы, но он решительно, хотя и в рамках своей правомочности, отражал такие попытки.

Ораторская манера Карабчевского была своеобразной и привлекательной. Б. Б. Глинский писал о нем, что, по сравнению с адвокатом-поэтом С. А. Андреевским, он «лишен беллетристической литературности, того поэтического колорита, которым блещет его коллега, но зато в его речах больше эрудиции, знакомства с правовыми нормами и широты социальной постановки вопросов». Карабчевский говорил легко и эффектно, но «это не была только красивая форма, гладкая закругленная речь, струя быстро текущих слов. В речи Карабчевского было творчество – не прежнее, вымученное в тиши кабинета, это было творчество непосредственной мысли. Когда Карабчевский говорил, вы чувствовали, что лаборатория его, духовная и душевная, работает перед вашими глазами, и вы увлекались не столько красотой результата работы, сколько мощью самой этой работы». Хорошо сказал о нем С. В. Карачевцев: «Он представлял собой красоту силы».

Карабчевский никогда не принадлежал к «пишущим» ораторам, каковыми были, например, В. Д. Спасович или С. А. Андреевский. Подобно Ф. Н. Плевако, П. А. Александрову, А. Ф. Кони, он не писал заранее тексты своих речей.

Критики Карабчевского находили, что в его красноречии «больше голоса, чем слов», «сила пафоса» вредит «ясности стиля», встречаются рассуждения «без всякой системы», поэтому на бумаге речи его «не звучат». Эти упреки не совсем справедливы. Речи Карабчевского хорошо «звучат» и на бумаге: в них есть и пластичность и образность. Вот концовка речи 1901 г. за пересмотр дела Александра Тальма, осужденного в 1895 г. на 15 лет каторги по обвинению в убийстве: «Гг. сенаторы, из всех ужасов, доступных нашему воображению, самый большой ужас – быть заживо погребенным. Этот ужас здесь налицо . Тальма похоронен, но он жив. Он стучится в крышку своего гроба, ее надо открыть!». Но, разумеется, живая речь Карабчевского, соединенная с обаянием его голоса, темперамента, внешности, звучала и воздействовала гораздо сильнее.

«Всероссийское признание Карабчевский завоевывал не только талантом, но и подвижническим трудом. Мало кто из адвокатов России мог сравниться с ним по числу судебных процессов (уголовных и политических), в которых он принял участие. Может быть, поэтому Николай Платонович поздно (лишь в 1895 г.) был избран членом Петербургского совета присяжных поверенных, войдя таким образом в круг, как тогда говорили, «советских генералов».

Едва ли хоть один адвокат в России так влиял на судебные приговоры по уголовным и политическим делам, как это удавалось Карабчевскому. Он добился оправдания почти безнадежно уличенных в убийстве Ольги Палем в 1895 г. и братьев Скитских в 1900 г., предрешил оправдательные приговоры по Мултанскому делу 1896 г. и делу М. Т. Бейлиса 1913 г. Осужденному в 1904 г. на смертную казнь Г. А. Гершуни царь заменил виселицу каторгой не без воздействия искусной защиты Карабчевского, а Е. С. Созонов (убийца могущественного царского сатрапа В. К. Плеве) в том же 1904 г. не был даже приговорен к смерти, «отделавшись» каторгой. Сам Карабчевский гордился тем, что ни один из его подзащитных не был казнен.

Думается, дела, выигранные Карабчевским, вопреки намекам и сплетням, говорят, напротив, о принципиальности его юридической и нравственной позиции. Он сам формулировал свое профессиональное кредо таким образом: «Несправедливый приговор – огромное общественное бедствие. Накопление подобных приговоров в общественной памяти и народной душе есть зло – такое же зло, как и накопление умственной лжи в сфере умственной жизни общества». Следуя этому кредо, Карабчевский всегда изо всех своих сил, казавшихся порой беспредельными, боролся против любого обвинения до тех пор, пока сохранялось хотя бы малейшее сомнение в его доказанности.

Советско-германские переговоры о мире. Переговоры в Брест – Литовске
По заключенному 14 ноября соглашению с Германией 18 ноября советская делегация выехала в Брест - Литовск. В качестве уполномоченных членов ВЦИК в делегации было 9 человек: А.А. Иоффе (председатель делегации), Л.Б. Каменев, Г.Я. Сокольников, А.А. Биценко, С.Д. Мстиславский, Ф.В. Олич, Н.К. Беляков, Р.И. Сташков, П.А. Обухов. Далее в сост ...

Социальные противоречия в первой четверти XVIII в.
Вся тяжесть петровских преобразований легла, на плечи трудового населения. Это вызвало ряд мощных народных волнений. В 1705-1706 гг. восстали стрельцы, работные и посадские люди, беглые крестьяне в Астрахани, которые бoлee семи месяцев удерживали город. На подавление восстания Петр направил своего лучшего полководца фельдмаршала Б. П. Ш ...

Фёдор Годунов – правитель
Правление Фёдора Годунова считается самым коротким в истории России – оно продолжалось всего 49 дней. Достигнув венца сомнительным путём, Борис Годунов был всё же царём законным, поэтому сын его – Фёдор унаследовал право на престол тоже законно. Борис Годунов сразу после своего избрания царём позаботился о продолжении своей династии. О ...